Неточные совпадения
Приближаясь к селению, она увидела того самого угольщика, которому померещилось, что у него зацвела корзина; он
стоял возле
повозки с двумя неизвестными мрачными людьми, покрытыми сажей и грязью.
Самгин ярко вспомнил, как на этой площади
стояла, преклонив колена пред царем, толпа «карликовых людей», подумал, что ружья,
повозки, собака — все это лишнее, и, вздохнув, посмотрел налево, где возвышался поседевший купол Исакиевского собора, а над ним опрокинута чаша неба, громадная, но неглубокая и точно выточенная из серого камня.
На площади, у решетки сквера, выстроились, лицом к Александровской колонне, молодцеватые всадники на тяжелых, темных лошадях, вокруг колонны тоже немного пехотинцев, но ружья их были составлены в козла,
стояли там какие-то зеленые
повозки, бегала большая, пестрая собака.
Достоевский в одном из своих «Дневников писателя» рассказывал о впечатлении, какое в юности произвела на него встреча на почтовом тракте с фельдъегерем: фельдъегерь
стоял в
повозке и, не переставая, колотил ямщика по шее.
Мы почти всякую ночь ночевали часов шесть, купили свои
повозки, ели превосходную уху из стерлядей или осетрины, которые здесь ничего не
стоят, — словом сказать, на пятьдесят коп. мы жили и будем жить весьма роскошно. Говядина от 2 до 5 коп. фунт, хлеб превосходный и на грош два дня будешь сыт.
Когда мы пришли, ранее обыкновенного, пить чай в бабушкину горницу, то все тетушки и бабушка были уже одеты в дорожные платья; у крыльца
стояло несколько
повозок и саней, запряженных гусем.
У конюшни
стояла крытая ямская
повозка; вблизи нее, на лужку, ходили три спутанные лошади и кормились, встряхивая бубенчиками.
Вышел я из
повозки и вижу: точно, человек
стоит на коленках в
повозке и держит ямщика за руки.
Немного далее большая площадь, на которой валяются какие-то огромные брусья, пушечные станки, спящие солдаты;
стоят лошади,
повозки, зеленые орудия и ящики, пехотные кòзла; двигаются солдаты, матросы, офицеры, женщины, дети, купцы; ездят телеги с сеном, с кулями и с бочками; кой-где проедет казак и офицер верхом, генерал на дрожках.
— Ну, вот мы и приехали! — сказал старший брат, когда они, подъехав к Михайловской батарее, вышли из
повозки. — Ежели нас пропустят на мосту, мы сейчас же пойдем в Николаевские казармы. Ты там останься до утра, а я пойду в полк — узнаю, где твоя батарея
стоит, и завтра приеду за тобой.
Елена, вся в слезах, уже садилась в
повозку; Инсаров заботливо покрывал ее ноги ковром; Шубин, Берсенев, хозяин, его жена, дочка с неизбежным платком на голове, дворник, посторонний мастеровой в полосатом халате — все
стояли у крыльца, как вдруг на двор влетели богатые сани, запряженные лихим рысаком, и из саней, стряхивая снег с воротника шинели, выскочил Николай Артемьевич.
Большая (и с большою грязью) дорога шла каймою около сада и впадала в реку; река была в разливе; на обоих берегах
стояли телеги,
повозки, тарантасы, отложенные лошади, бабы с узелками, солдаты и мещане; два дощаника ходили беспрерывно взад и вперед; битком набитые людьми, лошадьми и экипажами, они медленно двигались на веслах, похожие на каких-то ископаемых многоножных раков, последовательно поднимавших и опускавших свои ноги; разнообразные звуки доносились до ушей сидевших: скрип телег, бубенчики, крик перевозчиков и едва слышный ответ с той стороны, брань торопящихся пассажиров, топот лошадей, устанавливаемых на дощанике, мычание коровы, привязанной за рога к телеге, и громкий разговор крестьян на берегу, собравшихся около разложенного огня.
— Да с полсорока больше своих не дочтемся! Изменники дрались не на живот, а на смерть: все легли до единого. Правда, было за что и
постоять! сундуков-то с добром… серебряной посуды возов с пять, а казны на тройке не увезешь! Наши молодцы нашли в одной телеге бочонок романеи да так-то на радости натянулись, что насилу на конях сидят. Бычура с пятидесятью человеками едет за мной следом, а другие с
повозками поотстали.
Мы приехали под вечер в простой рогожной
повозке, на тройке своих лошадей (повар и горничная приехали прежде нас); переезд с кормежки сделали большой, долго ездили по городу, расспрашивая о квартире, долго
стояли по бестолковости деревенских лакеев, — и я помню, что озяб ужасно, что квартира была холодна, что чай не согрел меня и что я лег спать, дрожа как в лихорадке; еще более помню, что страстно любившая меня мать также дрожала, но не от холода, а от страха, чтоб не простудилось ее любимое дитя, ее Сереженька.
Стоя в воде по пояс, заложили лошадей, и
повозка моя, подмочив все в ней находившееся, выехала на берег.
Места везде было мало, и не все
повозки находили себе приют под сараями постоялых дворов; другие же
стояли обозом за городом на открытых выгонах.
Купцы спустили очи и пошли с благоговением и в этом же «бедном обозе» подошли к одной
повозке, у которой
стояла у хрептуга совсем дохлая клячонка, а на передке сидел маленький золотушный мальчик и забавлял себя, перекидывая с руки на руку ощипанные плоднички желтых пупавок. На этой
повозке под липовым лубком лежал человек средних лет, с лицом самих пупавок желтее, и руки тоже желтые, все вытянутые и как мягкие плети валяются.
Обедня только что кончилась, когда свадебные
повозки остановились перед церковью. Иван Гаврилович, его супруга и еще кой-какие помещики того же прихода
стояли на паперти.
Ему ничего не дали, и он, крякнув, поплелся домой. Ольга потом
стояла на краю и смотрела, как обе
повозки переезжали реку бродом, как по лугу шли господа; их на той стороне ожидал экипаж. А придя в избу, она рассказала мужу с восхищением...
В последний проезд он уже скакал через редкие города (Киренск, Верхоленск и Олекму),
стоя в
повозке и размахивая над головой красным флагом.
Вдруг, сударь ты мой, слышу крик, визг, гам. Что такое? Гляжу — ночь,
повозка наша
стоит, и около нее всё вертятся, да кричат, а что кричат — не разобрать.
Солдаты, составив ружья, бросились к ручью; батальонный командир сел в тени, на барабан, и, выразив на полном лице степень своего чина, с некоторыми офицерами расположился закусывать; капитан лег на траве под ротной
повозкой; храбрый поручик Розенкранц и еще несколько молодых офицеров, поместясь на разостланных бурках, собрались кутить, как то заметно было по расставленным около них фляжкам и бутылкам и по особенному одушевлению песенников, которые,
стоя полукругом перед ними, с присвистом играли плясовую кавказскую песню на голос лезгинки...
На эти слова мои он расшаркался и уехал. Впрочем, я, рассчитав, знаете, что скоро ему к отъезду, и как бы вроде того, чтоб заплатить визит, еду к ним. Подъезжаю и вижу, что дорожная
повозка у крыльца уж
стоит: укладываются; спрашиваю...
Больше всего Фленушка хлопотала. Радехонька была она поездке. «Вдоволь нагуляемся, вдоволь натешимся, — радостно она думала, — ворчи, сколько хочешь, мать Никанора, бранись, сколько угодно, мать Аркадия, а мы возьмем свое». Прасковья Патаповна, совсем снарядившись, не хлопотала вкруг
повозок, а, сидя, дремала в теткиной келье. Не хлопотал и Василий Борисыч. Одевшись по-дорожному,
стоял он возле окна, из которого на сборы глядела Манефа.
Народу было множество, но он
стоял себе простым зрителем и только препятствовал разъезжаться
повозкам.
То и дело от потока обозов отделялось несколько
повозок и направлялось к лежавшим в стороне китайским деревням. Было видно, как солдаты
стояли на скирдах и бросали в
повозки снопы каоляна и чумизы…
Поднялась суета. Спешно запрягались
повозки. Расталкивали только что заснувших раненых, снимали с них госпитальное белье, облекали в прежнюю рвань, напяливали полушубки. В смертельной усталости раненые сидели на койках, качались и, сидя, засыпали. Одну бы ночь, одну бы только ночь отдыха, — и как бы она подкрепила их силы, как бы
стоила всех лекарств и даже перевязок!
Наш обоз
стоял на краю дороги, но въехать на дорогу не мог.
Повозки непрерывно двигались одна за другою, задняя спешила не отстать от передней, чтоб не дать нам врезаться.
Мимо нас проходили на север госпитали. Другие, подобно нашему,
стояли свернутыми по окрестным деревням и тоже не работали. А шел ужасающий бой, каждый день давал тысячи раненых. Завидев флаг госпиталя, к нам подъезжали
повозки с будочками, украшенными красным крестом.
Медленно тянулся день за днем. С свернутыми шатрами и упакованным в
повозки перевязочным материалом, мы без дела
стояли в Палинпу. В голубой дымке рисовались стены и башни Мукдена, невдалеке высилась большая, прекрасная кумирня…
Я вошел в барак. В нем все
стояло вверх дном. Госпитальные солдаты увязывали вещи в тюки и выносили их к
повозкам, от бивака подъезжал наш обоз.
Поезд тянулся непрерывною полосою, и в нем, в одной из
повозок, находился князь Стрига-Оболенский со своими гостями Назарием и Захарием. Не доезжая до высоких, настежь отворенных дворцовых ворот, все поезжане вышли из колымаг и возков и отправились пешком с непокрытыми головами к воротам, около которых по обеим сторонам
стояли на карауле дюжие копейщики, в светлых шишаках и крепких кольчугах, держа в руках иные бердыши, а иные — копья.
У Красного крыльца
стоял тапкан (крытая зимняя
повозка), запряженный в два санника (так назывались лошади в зимней упряжи).
Вокруг
повозки, на палубе,
стоят и сидят несколько воинов.
Вьюга бушевала. Лошади
стояли, понурив головы, изредка вздрагивая;
повозка накренилась на бок и почти уже до половины была занесена снегом. Луна ярко светила с почти безоблачного неба, но, несмотря на это, далее нескольких шагов рассмотреть было ничего нельзя, так как в воздухе
стояла густая серебряная сетка из движущихся мелких искорок.
Бедная
повозка, у которой колеса скреплены рванями,
стоит на судне: в ней лежит воин, накрытый синим плащом.
Повозка тронулась, а он все
стоял на передке и долго кивал мне и махал рукою, будто просил передать вам его поклоны.
Поезд тянулся непрерывною полосою, и в нем, в одной из
повозок, находился князь Стрига-Оболенский с своими гостями Назарием и Захарием. Не доезжая до высоких, настежь отворенных дворцовых ворот, все поезжане вышли из колымаг и возков и отправились пешком с непокрытыми головами к воротам, около которых по обеим сторонам
стояли на карауле дюжие копейщики, в светлых шишаках и крепких кольчугах, держа в руках иные бердыши, а иные — копья.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам,
стоял князь Несвицкий. Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу
стоял несколько шагов позади его. Только-что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и
повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
И я на этом возбудился от сна; и вижу, что время уже стало по-ночи, и что мы находимся в каком-то как будто незнакомом мне диком и темном лесе, и что мы для чего-то не едем, а
стоим, и Тереньки на козлах пет, а он что-то наперед лошадей ворочается, или как-то лазит, и одного резвого коня уже выпряг, а другого по копытам стучит, и этот конь от тех ударений дергает и всю
повозку сотрясает.
— Что̀ это? как бараны! точь-в-точь бараны! Прочь… дай дорогу!…
Стой там! ты
повозка, чорт! Саблей изрублю! — кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Подле пушек
стояла одна
повозка, запряженная парой.
Наложенные верхом возы с домашнею посудой, стульями, шкапчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В доме соседнем с домом Ферапонтова
стояли повозки и прощаясь выли и приговаривали бабы. Дворняшка-собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.